Всемирный следопыт, 1929 № 10 - Страница 42

— Смотри, что это делали наши ребята? Этих камней там не было.

— Это вероятно боцман устроил какой-нибудь знак, — ответил Горинов, — он всегда так: где побудет, там обязательно сделает какую-нибудь oтметку.

— Может быть и так… А только зачем же крест?

— Какой крест? Не крест, а просто веха. Это тебе кажется.

— А по-моему там стоит крест.

— А я тебе говорю — веха.

Чтобы разрешить этот спор, охотники оставили лыжи и стали подниматься на скалу. Добравшись до вершины, они сразу увидели предмет их разногласий.

Это была совсем свежая могила, сделанная очевидно лишь несколько часов тому назад. Комья мерзлой земли, груда камней, а над ними простой деревянный крест из плавникового леса. На кресте затес и на нем надпись химическим карандашом. Горинов подошел вплотную и прочитал:

Под сим крестом покоится прах известного путешественника и организатора промысловой артели Никифора Алексеевича Бегичева.

— Ты, парень, не шутишь? — вытаращил глаза Николай.

— Хотел бы шутить, да такими вещами не шутят.

— Что же тогда это значит?

— Значит-то оно одно: пока мы отсиживались от пурги, боцман умер, и вот тут его похоронили… А как же все это произошло? Вот что скажи…

— Ну брат, тут дело не чисто. Вот вспомни мое слово, — сказал Николай и быстро зашагал по направлению к зимовью.

VI. Они рассказывают…

Никифор Алексеевич умер от невзгод полярной зимовки. Ведь ему было шестьдесят лет, а это не такой возраст, чтобы могли безнаказанно пройти те трудности и различного рода лишения, с которыми приходилось бороться. А потом и характер его: он не мог оставаться без дела, не любил, чтобы дело делалось кое-как, за все брался сам. Между тем здоровье его было не важное, с первых же дней экспедиции он стал жаловаться на общую слабость, донимал его также ревматизм, а тут этот случай с продуктами. В середине зимы на их склад продуктов напали белые медведи и почти уничтожили все припасы. Питались поэтому исключительно мясом, а это не могло не сказаться на слабом организме — Бегичев заболел цынгой. Последние дни он почти не покидал зимовья, но все же прямой опасности не было, и товарищи надеялись, что они благополучно доставят Бегичева домой.

Однако развязка пришла совсем неожиданно: за три дня до отъезда, восемнадцатого мая, когда Горинов и долган Николай были на охоте, Бегичеву стало вдруг плохо, а на следующий день он умер. Он погребен на левом берегу Пясины, при впадении ее в Ледовитое море…

Так было рассказано Натальченкой о смерти Бегичева, когда охотники вернулись в Дудинки. Остальные охотники — Сапожников и Семенов — говорили то же самое; только Горинов хранил молчание. Николай еще в пути отделился от товарищей и, взяв свою часть добычи, поехал прямо к себе домой, не заезжая в Дудинки. В рассказах о смерти боцмана не было ничего необычного: всем было известно, что здоровье Бегичева за последние годы пошатнулось, а тут он связался с такими товарищами… Охотники, и главным образом Натальченко, не жалели себя, указывая, что все они ввиду своей неопытности действительно были для Бегичева плохими товарищами. В этом отношении они как бы считали себя виноватыми в смерти Бегичева.

— Самую трудную работу приходилось делать ему, а это такой человек, который, как бы ему ни было тяжело, слова не скажет. Даже больной, он отказывался от лучших кусков пищи в нашу пользу. Без него мы бы пропали…

А в заключение всех этих рассказов были показаны фотографические снимки, сделанные Натальченкой в дни отсутствия из зимовья Горинова и Николая. Снимков было три: «Труп Бегичева», «Бегичев в гробу» и «Похороны Бегичева». После этого какие могли быть сомнения в правдоподобности рассказанной выше истории? Ей поверил даже Егор Кузнецов, относившийся, как мы знаем, вообще подозрительно к Натальченке и считавший его способным на все.

Полярная пустыня любит легенды, и вот легенда была готова. Больше того — она была всеми принята за истину. Получив за мужа его долю в промысловой добыче, вдова Бегичева покинула Дудинки и переехала на жительство в Красноярск, а вскоре туда же перекочевал и Натальченко. Не прошло однако и полугода, как к дудинцам стали доходить странные слухи.

Впрочем в первом слухе, шедшем с юга, из Красноярска, ничего странного не было: Натальченко женился на вдове боцмана, носит золотые часы, полученные Бегичевым в награду за розыск норвежцев, а также распоряжается теми восемью тысячами, которые она получила за мужа от норвежского правительства. Это было то, что и предвидели некоторые дудинцы. Но второй слух был несколько неожиданного свойства. И шел он не с юга, а с севера, из тундры.

— Бегичев умер не естественной смертью, его убил Натальченко…

Но мало ли возникает слухов, когда человек умирает на краю света? Установился взгляд, что если кто умер за Полярным кругом, то тут обязательно нужно искать какую-нибудь трагедию. Так именно подумали в Красноярске, когда этот слух докатился и туда. А что же охотники? Их присутствовало при смерти Бегичева, не считая Натальченки, двое. Не могли же все они принимать участия в убийстве?

Но беспочвенные легенды скоро умирают в забвении, а эта не только не умирала, а становилась все упорней. О ней говорила вся тундра. Наконец настал день, когда уголовному розыску Сибири уже нельзя было отнестись к этому слуху как к беспочвенной легенде. В полярную пустыню поскакали представители власти. А через год сибирские газеты сообщили о предстоящем судебном процессе над Натальченкой и Кº по обвинению их в умышленном убийстве боцмана Бегичева. На этом процессе и выяснилась картина отношений Натальченки к Бегичеву, а также и то, что произошло в зимовье во время отсутствия Горинова и долгана Николая.